Введение:
Из рукописи А.Шепелева "Очерк военных и дипломатических сношений России с Средней Азией”, Ташкент, 1879 г.:
Причины движения русских отрядов в южную часть Средней Азии.
"Один взгляд на карту показывает, что между линею Сыр-Дарьинскою и Сибирскою, крайними передовыми пунктами которых были укрепления: форт Перовский и Верный, оставался открытый промежуток на пространстве в 900 с лишним верст. Это были, так сказать, обширные "ворота”, через которые кокандцы и подвластные им киргизы могли во всякое время и безнаказанно проникать во внутрь наших степей, прерывать сообщение линий, грабить и волновать подданных нам кочевников. Лежащие вблизи наших передовых укреплений кокандские крепости служили постоянною угрозою спокойствия мирных киргизов, так как малочисленность наших гарнизонов не позволяла им далеко отдаляться от укреплений для защиты преданного нам кочевого населения от неприятеля…
Естественным средством для окончательного успокоения киргизской степи и обеспечения её от вторжения грабительских шаек с юга представлялось соединение оконечностей обеих линий, замкнувших, таким образом, нашу южную границу на всём пространстве от форта Перовского до Верного…”
Одновременное наступление в июне 1864 г. отрядов полковника Веревкина со стороны Сыр-Дарьинской линии и генерала Черняева со стороны Алатавского округа было началом выполнения плана, необходимость которого сознавалась ещё во время крымской кампании.
Туркестан, 4 декабря 1864 г. 9:30 утра
Выйдя из расположения коменданта г. Туркестана подполковника Жемчужникова, есаул Серов отдал распоряжение Павлу Абрамичеву готовить сотню к выступлению в рекогносцировку. Сотник Абрамичев, взяв под козырек и скрипнув сапогами на свежем снегу, собирался было уже направиться в расположение отряда, когда есаул окликнул его, и, подойдя ближе, чтобы его слова не могли быть слышны посторонним, тихо сказал:
- Получи у интенданта двойной комплект патронов и орудийных боеприпасов.
- Есть, получить двойной комплект боеприпасов!
- Провиант и боезапас грузить на верблюдов. Вожак киргизов в курсе…
- Слушаюсь!
Всего три дня как сотня Василия Родионовича Серова прибыла из форта Перовский в Туркестан на усиление отряда, захватившего этот стратегически важный пункт еще 12 июня. После взятия 21 сентября г. Чимкента выдвинувшимся со стороны Сибири генералом Черняевым, передовые силы российских войск растянулись на много сотен верст вдоль т.н. "Сыр-Дарьинской линии”. Они ждали подкрепления, а также нуждались в провианте и пополнении боеприпасов в преддверии наступавшей зимы. После неудачной попытки взятия Ташкента в октябре, противник несколько воспрянул духом и готовил новые коварные планы.
С первым снегом из Коканда в Ташкент прибыл регент кокандского ханства Мулла-Алимкул (предводитель партии кипчаков) во главе более, чем двадцатитысячной армии. В сентябре он отошел от Чимкента, понимая, что город не удержать, а теперь жаждал отомстить за поражение, воссоединившись с султаном Садыком (которому он вернул прежнее звание пансата). Избегая новой встречи с Черняевым, Алимкул послушал совета хитрого Садыка и решил сразу не идти на Чимкент, а напасть на сравнительно слабый гарнизон Туркестана, отрезав тем самым передовое подразделение россиян в Чимкенте. Находясь в Ташкенте и собрав дополнительные силы, Алимкул распространил слух о том, что собирается вернуться обратно в Коканд, а сам, сопровождаемый джигитами Садыка, повернул на север – в направлении Туркестана. Конница Садыка (около 800 сабель), разбившись на малые отряды, быстро продвигалась в ночное время, снимая один за другим дозоры киргизов (местного населения), выставленные россиянами. Поэтому некому было доложить о перемещении войск Алимкула, непосредственно приблизившихся к окрестностям Туркестана.
Вызвав есаула Серова, подполковник Жемчужников сообщил ему о том, что у деревни Икан, в двадцати верстах, находилась шайка кокандцев в несколько сот человек. Из Туркестана в Чимкент снаряжался транспорт, поэтому необходимо было провести рекогносцировку в окрестностях – чтобы развеять возможные скопления противника и отогнать его как можно дальше с маршрута следования.
Туркестан, 4 декабря 1864 г. 14:00
В два часа пополудни отряд был снаряжен и выступил в Икан. Не располагая точными данными о численности противника, с которыми могли столкнуться уральцы, Жемчужников распорядился выделить двойной комплект боеприпасов сотне Серова ( по 120 патронов и 42 артиллерийских заряда). В составе отряда было 2 обер-офицера, 5 урядников, 98 казаков, 1 фельдшер, 4 артиллериста при горном орудии единороге и 1 фурштат ( повар). Уральцы были вооружены нарезными ружьями, что давало им определенное преимущество над противником. Для транспортирования провианта и боеприпасов при отряде находились 18 верблюдов, ведомых тремя проводниками-добровольцами из числа киргизов.
Из донесения есаула В.Р. Серова коменданту г. Туркестана:
"… По выступлении из города, встретился между садами киргиз из волонтеров Ахмет, который сообщил, что за Иканом видел кокандцев, но в каком числе, он, Ахмет, положительно не знал; о чём я тотчас же дал знать Вам через казака Андрея Борисова, с которым потом получил приказание идти на-рысях, что и было с точностью исполнено. Далее, за окрестными садами встретились ещё двое почтарей-киргизов, возвращавшихся из Икана ( у одного из них была ранена лошадь); причём они передали мне, что были встречены кокандцами и вернулись обратно; не основываясь на их показаниях, я продолжал следование, а между тем послал с эти известием к Вам казака Платона Добринина, который возвратился и передал приказание продолжать следование, во время коего ни авангардом, ни боковыми патрулями неприятель замечен не был…”
Окрестности Икана, 4 декабря 1864 г.; 16:00
Начинало уже темнеть, когда отряд Серова подходил к Икану, появившемуся вдали на возвышенности. После продолжительного марша рысью есаул приказал сотне спешиться и вести лошадей в поводу, чтобы дать им отдохнуть и заодно – соблюдать тишину при подходе к окрестностям селения, где могли патрулировать пикеты противника. Вскоре, приблизившись к Икану на расстояние не более трех верст, передовой дозор сообщил, что справа от селения видны огни стана неприятеля. Есаул Серов отрядил уже прославившегося своей сноровкой кара-киргиза Ахмета вперёд разузнать, что это за огни и сколь многочислен отряд кокандцев. Вскоре вернувшийся Ахмет (который накануне уже сталкивался с джигитами Садыка за Иканом), сообщил, что наткнулся на неприятельский разъезд совсем недалеко от местонахождения отряда. По его словам, численность вражеского отряда превышала конницу султана Садыка. Задумчиво посмотрев в сторону мерцавших вдали костров, Ахмет промолвил:
- Скорее, это - хан Мулла-Алимкул со своей армией…
Из мемуаров Ахмеда Кенесарина ( на основе рассказа султана Садыка):
За сутки до этого султан Садык со своим отрядом из 800 джигитов захватил Чилик (40 верст от Икана), где взял в плен 60 киргизов, стороживших указанное селение, после чего стал ожидать подхода главного войска Алимкула, который прибыл за час до заката солнца. На следующую ночь, 4 декабря, султан Садык вошёл в Икан. Он захватил иканского аксакала Ибн-Амина, запретил выпускать жителей из деревни и выслал пикеты на туркестанскую дорогу. Подойдя к Икану, войска Муллы-Алимкула расположились лагерем в двух верстах от него ( с чиликской стороны). Им необходимо было набраться сил перед выступлением на Туркестан, поэтому они загодя расположились на привал и разожгли костры. Однако появление уральской сотни сорвало все их планы.
Вскоре дозорные Садыка донесли, что видят две колонны каких-то людей, движущихся по туркестанской дороге в направлении Икана. Султан Садык, не ожидавший такого поворота событий, сам выехал с дозорными вперед и остановился у дороги. В быстро наступивших сумерках он убедился, что это были русские казаки, курившие трубки и разговаривавшие между собой вполголоса.
Между тем, поняв, что обнаружение отряда противником неминуемо, Василий Родионович Серов распорядился отойти несколько назад – к замеченной им ранее небольшой балке. Пройдя не боле полверсты назад, отряд моментально был окружен огромными скопищами кокандцев, которые поначалу приближались к сотне "тихим молчанием”, а затем с диким криком начали нападать.
Из донесения есаула В.Р. Серова коменданту Туркестана:
" Не находя возможности держаться на лошадях и продолжать отступление, я живо спешил отряд, приказавши наскоро сбатовать лошадей, залечь в небольшую канаву, а с открытых сторон устроить завалы из мешков с провиантом и фуражом и из всего, чем можно было оградиться, поставил в то же время на одном из фасов единорог”
Приказав казакам не тратить зря выстрелы и подпустить неприятеля поближе, Серов затем взмахнул рукой, и окрестные холмы огласились звуком яростного залпа из ружей и единорога. Кокандцы опешили от полученного отпора и со значительным уроном отступили в беспорядке и смятении.
Казак Терентий Толкачёв, стоявший подле орудия, которым командовал обер-фейерверкер Грехов, радостно поднял в воздух свою винтовку после меткого попадания в одного из предводителей кокандцев, скакавшего впереди своих джигитов прямо на орудие. Тот упал с лошади назад навзничь, широко раскинув руки. У казаков это считалось удачным выстрелом – значит, пуля попала прямо в голову... Прогремевший через секунду залп картечью из единорога в самую гущу противника, обратил кокандцев в бегство. Завидев беспорядок и сумятицу среди конницы противника, ринувшейся назад, давя своих же раненых, он прокричал:
- Эка ватарба (суматоха) началась!
Через некоторое время кокандцы с новой яростью и криками "Алла-Илла! ” опять предприняли штурм и получили ещё более сокрушительный удар. Чтобы не дать неприятелю возможности определить истинную численность своего отряда, В.Р. Серов распорядился перемещать единорог с одного фаса на другой. Картечь попадала в самую гущу противника, нанося ему огромный урон. Меткая стрельба, которой славятся казаки, разила прежде всего командиров кокандцев, причем на значительном расстоянии, отчего кокандские полчища были дезорганизованы и отступили.
Из донесения есаула В.Р. Серова коменданту Туркестана:
"… Отойдя и построившись в правильные колонны, неприятель держался далекого расстояния, а меткие выстрелы моих казаков окончательно приостановили наступление их конницы. Вслед за этим же неприятель открыл из трёх орудий сильный навесный огонь гранатами, осколками которых было убито несколько лошадей; из людей же, прикрываемых завалами, были только четверо контужены. Канонада эта продолжалась целую ночь. С правого и левого флангов с их позиции были направлены выстрелы из нескольких фальконетов( небольшие пушки, меньше горных единорогов – прим. авт.), причинившие вред только лошадям и верблюдам. С тех же пунктов действовала пехота – сарбазы - из ружей, но пальба их не наносила вреда отряду. Конница неприятеля, построенная в боевом порядке, во всё время ночи стояла на месте…”
Понеся значительные потери и будучи обескуражен жесткостью отпора казаков, Алимкул (тогда он еще не знал, что их была лишь сотня) отдал распоряжение своим войскам отойти и развести костры. Боевым орудийным расчётам и стрелкам из фальконетов было дано указание всю ночь обстреливать казаков, не давая им возможности улучшить укрепления или хоть немного отдохнуть. Об отдыхе, не говоря уж о сне, не было и речи.
В воздухе просвистела граната, и первым же взрывом убило сразу трех лошадей. Началась не прекращавшаяся всю ночь канонада, от которой в основном пострадали кони и верблюды, сгрудившиеся посреди балки. Лишь несколько казаков, удерживавших их, были контужены. Под покровом ночи сарбазы неоднократно пытались незаметно подползти к месторасположению отряда и атаковать казаков. Но природные качества казаков: чуткий слух и острое зрение, наряду с боевым опытом ( многие из уральцев находились на службе более 15 лет, ранее воевали с кокандцами, участвовали в Крымской кампании, отличившись под Севастополем, имели ордена) – позволяли им без труда отражать ночные вылазки противника. Несмотря на изматывавшую ночную канонаду и ночную перестрелку, без отдыха и еды, никто духом не падал. Четкие распоряжения командира отряда Серова и сотника Абрамичева, благодаря которым сотня заняла заблаговременно выбранную позицию и успешно отразила первые массированные атаки противника – даже у новичков укрепили уверенность в своём превосходстве над противником, каким бы жестоким и многочисленным он ни был.
Ночью, после восьмого выстрела из единорога, у него сломалось колесо. Фейерверкер Грехов проявил смекалку, немедля скомандовав остальным артиллеристам:
- А ну, ребята, давай-ка колеса из-под ящиков со снарядами.
Выделенные в помощь артиллеристам уральские казаки Терентий Толкачев и Платон Добринин помогли артиллеристам снять колеса и приладить их к пушке. Однако, поскольку ступицы колес были больше осей орудия, то фейерверкер распорядился:
- Вяжи веревками к единорогу!
Теперь колеса орудия не могли крутиться при перемещении и сотник Абрамичев прислал ещё двух казаков в распоряжение Грехова: Василия Казанцева и Кузьму Бизянова. На своих крепких спинах и руках уральские казаки помогали артиллеристам передвигать единорога. Есаул Серов отбирал в помощь артиллеристам самых смышленых и лихих казаков, своих любимцев, с горечью сознавая, что самые меткие стрелки и канониры противника, безусловно, будут стараться поразить именно орудие и боевой расчёт вокруг него.
Одним из его любимцев был Терентий Толкачёв. Все казаки уважали его за смекалку, быстроту и удивительную меткость стрельбы. Даже из гладкоствольного ружья он на спор мог снять кряковного из стаи на высоте 100 метров. Когда же сотню вооружили нарезным оружием – радости Терентия не было предела.
- С таким-то оружием казак и во сто крат богат ! – придумал он присказку во время стоянки в Туркестане, начищая на бивуаке любимую винтовку у костра.
Окрестности Икана, 5 декабря 1864 г.; 07:00
Утро принесло облегчение: теперь казаки видели врага, как на ладони и могли держать его на расстоянии, разя меткими выстрелами отдельных дерзких джигитов, время от времени пытавшихся подскакать до 100 сажень к расположению уральской сотни. Толпы этих не знавших устали наездников на своих небольших поджарых лошадках, в высоких малахаях, были вооружены длинными пиками и ружьями. Некоторые из них были одеты в латы и кольчуги своих предков и размахивали кривыми саблями. Наряду с гладкоствольным оружием у тех, кто побогаче – были английские и бельгийские винтовки, а также револьверы. Со стороны Икана прибывали всё новые и новые конные и пешие подразделения кокандцев. Окончательно стало ясно, что это была армия Алимкула, которая вместе с бандами Садыка насчитывала от 10 до 12 тысяч человек. Лишь позднее подполковнику Жемчужникову доложат данные, полученные от жителей Икана: что общая численность войск Муллы-Алимкула, стянутых на 5 декабря к окрестностям Икана составила около 20 тысяч.
Серов приказал не тратить зря патроны и стрелять лишь в основном по артиллерийским расчётам противника и военачальникам, выделявшимся среди остальных конников богатой одеждой, расписными чалмами, дорогой сбруей и седельными уборами коней.
Утром вражеский обстрел ( у Алимкула было 3 орудия и около 10 фальконетов) усилился. И если ночью среди казаков было только четыре контуженных, то к полудню пятого декабря несколько человек погибли от картечи и пуль. Первым из казаков погиб Прокофий Романов ( рано утром 5 декабря).
Большая часть лошадей и верблюдов были перебиты и казаки под не прекращавшимся огнем противника перетаскивали их на боковые стороны балки, чтобы оградить остальных от осколков ядер и гранат.
Из донесения есаула В.Р. Серова коменданту Туркестана:
"… Днем, 5 числа, для сбережения снарядов, которых всего было числом 32, и чтобы не показать неприятелю, что при отряде был один единорог, выстрелов из него не производилось…”
Тем временем издали по степи стало заметно перемещение конницы противника в северном направлении. Казаки стали с надеждой посматривать в сторону туркестанской дороги, надеясь, что это передвижение, возможно, связано с приближением помощи из Туркестана. Несмотря на то, что ночное нападение войск Алимкула, окруживших сотню Серова было неожиданным и стремительным, есаул успел выслать почтаря в Туркестан с известием о том, что сотня приняла бой с превосходящими силами противника. Только потом выяснилось, что посыльный не добрался до гарнизона. Опытный есаул Серов не стал посылать второго почтаря, исходя из того, что сильный звук ночной канонады должен был быть слышен в городе, и подполковник Жемчужников уже наверняка принял меры к тому, чтобы выручить казаков из окружения. Только справится ли отряд, вышедший на помощь уральцам с ордами, которые двинулись ему навстречу, к Туркестану?
Вскоре послышался отдалённый гул артиллерийского выстрела. Казаки даже на некоторое время перестали стрелять, пытаясь сквозь трескотню ружейной пальбы сарбазов расслышать любой звук, доносимый легким ветерком с севера. Сотник Абрамичев поднял руку, призывая всех бойцов замереть на минуту. В наступившей непродолжительной тишине со стороны Туркестана послышались еще несколько выстрелов. Звуки их были настолько еле различимы, что можно было допустить, что бой шёл где-то на подступах к Туркестану. Может это уже кокандцы атакуют малочисленный гарнизон? От одной только этой мысли ледяной холод охватывал душу…
Но вот казак Варфоломей Коновалов, славившийся своим чутким слухом, шепотом воскликнул:
- Чу, тихо! , - и одернул закашлявшегося глубоким легочным кашлем Павла Мизинова. Тот отошел на другую сторону балки и прилёг на постеленную попону рядом с Никоном Лоскутовым, который дал ему сделать несколько затяжек из своей трубки. Вероисповедание (они соблюдали старый обряд) не разрешало уральским казакам курить, поэтому они позволяли себе это только во время походов. Подъезжая к родным краям, они избавлялись от остатков табака и ломали трубки…
Со стороны туркестанского направления послышались новые отдаленные звуки выстрелов.
- Слышь, братцы, пальба-то ближе! Ей-богу ближе!
- Это отряд идёт!, - авторитетно поддержал его урядник Панфил Зарщиков, ветеран Крымской войны.
- Ваше благородие, - обратился урядник Криков к Абрамичеву, - со стороны Туркестана слышны звуки приближающегося боя…
- Слышу, слышу!
Радость охватила казаков, многие стали креститься: воистину, слава святителям – ведь на следующий день – 6 декабря должен был наступить праздник Николая Чудотворца! Николая-угодника …
Уральские казаки были староверами и свято верили в Господа… Ещё с времен Полтавской битвы, в которой участвовал уральский казачий полк, Пётр Первый жаловал яицких казаков "крестом и бородой на веки-вечные” - разрешил им сохранить старые обряды и носить бороды. Даровал он им это за победу удалого уральского казака Рыжечки, уложившего в поединке перед битвой шведского поединщика двухметрового роста, закованного в стальные доспехи…
Достаточно прочесть список имен казаков сотни Серова ( см. в конце данной работы) – чтобы окунуться в атмосферу старых обычаев староверов: распространенные русские имена редко встречались среди яицких казаков, которые давали своим детям древние имена того святого, которого праздновали за седьмицу до рождения: Тит, Авдий, Иолий, Евстифий, Викул, Самоил, Макей, Евпл, Елистрат и т.д. Вслушайтесь в звучание этих имён, и Вы почувствуете колорит той далёкой эпохи, когда возникли эти имена, и, может быть, в Вас тоже откликнется память Ваших предков…
Тем временем в стане Алимкула происходило следующее (из мемуаров Ахмеда Кенесарина на основе воспоминаний султана Садыка):
"… В полдень пикеты, выставленные к стороне Туркестана, дали знать, что оттуда исходит приблизительно триста солдат. Узнав об этом, Мулла-Алимкул растерялся. Он спросил совета у своих военачальников: " Если мы не можем уничтожить эти две сотни русских ( тогда он ещё не знал истинное количество уральских казаков, окружённых его войсками – прим. автора), то при присоединении к ним ещё трехсот солдат, мы не имеем никакой возможности разбить их. Что нам делать?” Никто из военачальников не нашёлся, что посоветовать. "Вы сами решите!”…- говорили они.
Тогда султан Садык сказал Мулле-Алимкулу: "Вы с главным войском нападайте на этих русских, а я со своими людьми встречу подходящих солдат и не допущу их до Вас”. Так и было сделано.
Султан Садык встретил подходивших солдат при Сасык-булаке, по дороге на Туркестан, и вступил с ними в перестрелку, во время которой у него было убито шесть лошадей и ранено десять джигитов. Пули солдат не допускали подходить к ним близко по окружающей открытой местности. Отстреливаясь, Садык начал отступать по дороге в Икан…”
Теперь сам коварный и изворотливый султан Садык находился в смятении: остановить продвижение отряда "урусов”, упорно шедших на выручку уральцам, было невозможно. Их воссоединение и появление у казаков свежей конницы – привело бы к окончательной деморализации войск Алимкула. И стоит только одному отряду кокандцев обратиться в бегство – казаки будут гнать их и днем и ночью.
Этот опытный враг знал, как умеют в степи преследовать уральские казаки. Они не будут ни есть, ни спать, а постоянно преследовать врага, потому, что хорошо знают закон степей – на плечах врага в десять крат легче гнать. Дашь ему только пару часов на передышку – он перегруппирует свои силы и "упрётся”. Тогда всё дело насмарку!
Веками сидевшие в седле, подобно своим древним предкам-скифам, которых греки ассоциировали с кентаврами (настолько их поразило умение этого народа сливаться со своим скакуном и на ходу стрелять), казаки, садясь на лошадь, словно обретали крылья. Являясь прямыми потомками древних ариев, пришедших на берега Причерноморья и Приазовья от истоков Сыр-Дарьи, их пращуры славились несравненной выносливостью, бешеной яростью в поединке, дерзкой храбростью и удивительной верностью своему боевому братству. Эти качества у них считались естественными не только среди мужчин но и женщин, которые, наряду с ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей, нередко брали оружие в руки и садились на боевых коней. Для многих, кто незнаком с историей славян ( венеты, варга, руги, и т.д.) будет откровением, что выходцами из древнескифских племен, являвшихся предтечей славян, были Ахиллес и Один (живший в Танаисе, ныне Мариуполь, ставший почитаемым в качестве бога у готов, после переселения со своими асами в Скандинавию в середине первого века до нашей эры). Полное пренебрежение к смерти и глубокая, почти мистическая религиозность достались казакам в наследство от их предков. Не даром первый русич, нарекший себя казаком, Илья Муромец, на склоне лет принял иноческий постриг.
И тут Садык придумал очередную коварную уловку: он обошёл отряд русских, причём в непосредственной близости от него – на расстоянии оружейного выстрела ( так, чтобы они видели его конницу) и двинулся на Туркестан. Затем он послал гонца к Алимкулу и попросил выслать ещё пять тысяч конников для такого же маневра в направлении Туркестана. Этот манёвр, по его замыслу, должен был заставить русский отряд подумать, что кокандцы уже разбили сотню Серова и двинулись на взятие города. Действительно, русские повернули назад и пошли вслед за ним к Туркестану, не дойдя каких-нибудь трёх-четырех верст до своих окружённых врагом товарищей.
Из донесения коменданта г. Туркестана подполковника Жемчужникова генералу Черняеву от 9 декабря 1864 г.:
"… четвертого декабря в 5 час. Вечера была слышна довольно сильная перестрелка и учащённые выстрелы из орудий и из фальконетов, продолжавшаяся всю ночь и следующий день; не получая никаких известий, что там делается, и боясь, чтобы не было недостачи патронов, я решился послать отряд из 152 челов. пехоты при 2 легких орудиях с прислугою, 2 фейерверкеров, 10 рядовых, 8 казаков и 2 почтарей, под командою подпоручика Сукорко, для помощи сотне с тем, что ежели отряд этот встретит огромные силы неприятеля и усиленную преграду для соединения с сотней и увидит движение неприятеля к Туркестану, то, не выручая сотни, следовать ему обратно.
С трёх часов пополудни с цитадельного барбета и с могилы Азрет-Султана усмотрена передовая цепь неприятеля, движущаяся к Туркестану, а за ней 6 сомкнутых колонн, в которых приблизительно можно было положить до 4 000 … в 4 часа неприятель был под стенами города и обложил его с трех сторон, а более всего кругом города, а в 6 часов вечера вернулся высланный отряд под командою подпоручика Сукорко, который донес мне, что он, видя движение неприятеля к Туркестану и огромные массы неприятеля перед собою, вынужден был вернуться…”
Окрестности Икана, 5 декабря 1864 г.; 14:00
Итак, уловка султана Садыка удалась: отряд подпоручика Сукорко поспешил на защиту Туркестана, так и не дойдя до попавшей в окружение сотни уральских казаков. Звуки выстрелов стали удаляться и стихли вовсе.
Искра надежды, загоревшаяся было в душах уральцев, стала угасать. Что стало с отрядом, вышедшим на помощь? Неужели разбит? Звуков выстрелов, долетавших со стороны Туркестана не стало слышно вовсе. На некоторое время прекратился и обстрел кокандцами сотни Серова. По степи во весь опор прямо на позицию уральцев мчался джигит с белой тряпкой в руке. Достигнув импровизированного бруствера, сооруженного казаками, посыльный вручил сотнику Абрамичеву записку на татарском языке с печатью Муллы-Алимкула. Разведчик Ахмет по слогам начал переводить текст записки есаулу В.Р. Серову, однако тот громко сказал:
- Читай вслух, пусть все казаки слышат!
Послание Муллы-Алимкула ( затем эта записка была передана коменданту г. Туркестана) гласило:
" Куда теперь уйдёшь от меня? Отряд, высланный из Азрета ( так кокандцы называли Туркестан) – разбит и прогнан назад. Из тысячи ( это ещё раз подтверждает, что Алимкул не был уверен в точном количестве казаков, противостоявших ему – прим. авт.) твоего отряда не останется ни одного! Сдайся и прими нашу веру! Никого не обижу…”
Есаул молчал, чуть наклонив седую голову. На высоком лбу, побагровевшем от напряжения, отчетливо была видна пульсировавшая артерия. Стало ясно, что помощи ждать было неоткуда. Оставалось драться до конца. Каждый из казаков, стоявших вокруг читавшего письмо Ахмета, вдруг осознал, что гибель неминуема. Смерть стала столь же осязаема и неизбежна, сколь был твёрд и непоколебим их выбор: смерть за Веру, Царя и Отечество!
Непродолжительную тишину, воцарившуюся после прочтения Ахметом последней фразы послания Алимкула, нарушил простуженный голос Павла Мизинова, который перезарядил винтовку и решительно выдохнул:
- Не любо! Ох, не любо, братцы!
- Ужо басурманам дорого наши головы обойдутся, - вторил ему урядник Александр Железнов, самый авторитетный из казаков своей недюжинной силой и боевой доблестью, - Ой, дорого они заплатят!
- Эх, зададим карачун (устроим резню) Алимкулу!
Все казаки воодушевленно загудели, заряжая ружья и готовясь огнем ответить на позорные предложения врага.
Есаул Серов поднялся со своего места, и все на минуту притихли:
- Спасибо, казаки! Иного ответа от вас я и не ожидал! Вишь, как Алимкула вы напугали: вместо сотни ему тысяча мерещится!
Казаки рассмеялись. Нервное напряжение было снято.
Василий Родионович снял папаху и, неоднократно осеняя себя крестным знамением, начал читать " Отче наш…”. Ему вторили голоса его боевых товарищей, сливаясь в единый хор низких баритонов и басов, перекатывавшийся тихим эхом по окрестным буграм и холмам, возносясь струйками пара к искрившемуся от мириадов мелких снежинок морозному небу.
Ратные люди, из поколения в поколение проходившие по острому лезвию своей судьбы между жизнью и смертью, казаки как никто, пожалуй, были религиозны. Спросите любого, кто прошёл хоть раз подобным путём – и Вам подтвердят: ничто так не развивает религиозные чувства, как война…
Неожиданно вышедшее из-за облаков яркое зимнее солнце осветило окрестные холмы, давая православным добрый знак. Отчаянию или сомнению не было места в их душах. Каждый сделал для себя этот выбор уже давно…
Сотворив молитву и водрузив шапку на голову, сотник Абрамичев поправил портупею и командным голосом крикнул:
- Сотня, по местам! К бою товьсь!
По команде Абрамичева сотня дала дружный залп в сторону противника. Многие из наиболее удалых джигитов Алимкула, разъезжавших на расстоянии выстрела, попадали с лошадей. Мулла-Алимкул, получив от уральцев отказ сдаться и увидев, что они продолжают сопротивление, пришёл в бешенство. По совету султана Садыка он приказал плести щиты из камыша и хвороста и, привязав их к двухколесным арбам, "идти подкатом” к укреплению казаков. За каждым из таких щитов до сотни сарбазов могли идти гуськом, избегая метких выстрелов уральцев. Подходя на расстояние до ста сажень к балке, в которой засела сотня Серова, они бросались в атаку, но неизменно встречали залповый огонь уральцев и обращались в бегство.
Быстро наступившие сумерки были на руку кокандцам. Напряженно вглядываясь в промозглый мрак ночи, казаки ждали штурма со стороны врага, приободренного дневным успехом хитрого маневра султана Садыка. Если бы скопища Алимкула решились на такой штурм, они, несомненно, задавили бы горстку уральских храбрецов числом… Мороз крепчал и выпавший поздним вечером снег несколько улучшил видимость в ночных сумерках: на снегу перемещения неприятеля были различимы на расстоянии более версты и казаки могли загодя определить направление следующего удара противника. Уральцы уже два дня не ели и не спали, да и патроны уже подходили к концу. Нужно было что-то предпринимать, сидеть на месте и ждать, когда боеприпасы совсем закончатся – было равно самоубийству.
Есаул Серов принял единственно правильное решение, на котором настаивали опытные казаки – выслать посыльных в Туркестан для того, чтобы разузнать там обстановку и вызвать новый отряд на подмогу, а самим с утра - осуществить прорыв из окружения навстречу туркестанскому подразделению. Кавалер (родом из дворян) Андрей Борисов сам высказал эту идею Абрамичеву и вызвался быть добровольцем по доставке депеши есаула Серова в Туркестан. Имея боевой опыт уже более 11 лет (и против кокандцев, и в Крыму, имел уже орден св. Георгия первой степени), он вызвался право поначалу пройти в гарнизон в одиночку пешком. Отдав должное его смелости, есаул Серов, тем не менее, решил отрядить его верхом в сопровождении еще двух-трёх человек, чтобы действовать наверняка и непременно доставить депешу в Туркестан. Борисов вместе с Павлом Мизиновым, Варфоломеем Коноваловым и киргизом Ахметом предстали перед есаулом и сотником Абрамичевым. Василий Родионович оглядел их снаряжение и остановил взгляд на бледном и худом лице Мизинова:
- Ты, братец тут нужнее, и к тому же не здоров. Не взыщи, голубчик, - отказал он ему в отправке с людьми Борисова.
Серов радовался за этого мужественного казака, который после присвоения ему чина сотника, был затем разжалован за самовольство и кутеж. Теперь же он хорошо зарекомендовал себя в походе, подбадривал казаков словом и умелыми действиями в бою, цементировал своим присутствием сотню. Он действительно, нужен был здесь, а не в отчаянной вылазке смельчаков, вызвавшихся прорваться к Туркестану… Ведь Андрей Борисов и его люди шли практически на верную гибель…
- Ну, что, казаки, - обратился он к остальным, включая Ахмета, который уже много раз делом и кровью доказал преданность, - сами знаете, на что идёте, наши обычаи тоже ведаете – в такие поручия только охотников отряжаем…
- Так точно, ваше благородие, по собственной охоте все и вызвались, - ответил Андрей Борисов, оглядывая остальных соратников.
- Так что задача ваша будет верхом обойти неприятеля правой стороной и по горам - пробраться в Туркестан. Доставить депешу и эту записку (послание Муллы-Алимкула) коменданту и вызвать подкрепление нашему отряду. Если поутру не дождемся помощи – в любом случае будем прорываться из окружения по туркестанской дороге. Так и передайте!
- Есть, ваше благородие! - ответил ему кавалер Борисов и взял под козырек. Надев винтовки поверх полушубков, он и Коновалов уже собирались прыгнуть в седла, когда есаул с сотником вынули из кобуры и передали им свои револьверы:
- Не помешает! С Богом! – твердо сказал Серов и похлопал Андрея Борисова по плечу.
Одним махом посыльные вскочили в седла и исчезли в ночной тьме - вслед за Ахметом. Не прошло и получаса, как со стороны, куда поскакали казаки, раздались выстрелы,… через некоторое время они вернулись. Как выяснилось, в полутора верстах они наткнулись на вражеский пикет ( благо, Ахмет скакал впереди) и, дав по нему выстрел, повернули обратно в сотню.
Несмотря на неудачу, Андрей Борисов снова начал настаивать пойти в одиночку пешком, однако Серов послушал совета Ахмета и распорядился идти верхами слева от расположения противника. Так и поступили. Вместо Варфоломея Коновалова с Борисовым и Ахметом поскакал лихой казак Аким Чернов, лучший в сотне наездник, не раз отличившийся в ночных вылазках и захвате языков. Вновь начавшийся снегопад был как нельзя кстати. Разведчики вновь обнялись с товарищами, перекрестились и растворились в снежной мгле.
Окрестности Икана, 6 декабря 1864 г.; 05:15
В рассветном распадке ранним утром следующего дня казаки увидели, что у противника уже были готовы около 20 мантелетов ( навалов) и щитов из камыша и хвороста, связанные за ночь. Они были расставлены с разных сторон позиции сотни, что говорило о том, что противник, наконец, решился на одновременный штурм укрепления уральцев.
Положение было более, чем критическое. Желая по возможности затянуть время, есаул Серов решил начать переговоры с противником. Предупредив казаков, он вышел вперед на несколько шагов и махнул неприятелю рукой, давая понять, что желает вступить в переговоры. С вражеской стороны вышел кокандец с ружьём. К удивлению Серова он говорил на чистом русском языке, даже без особого акцента. Он долго не соглашался положить оружие на землю, ссылаясь на то, что оно не мешает ему. Тем не менее, есаул убедил его в том, что так не принято вести переговоры. На высказанное Серовым желание разговаривать лично с Муллой-Алимкулом парламентёр сказал, что " он – государь, и далеко отойти от своей линии не может…”. При этом кокандец предложил есаулу самому пройти в расположение войск Алимкула и советовал сдаться на его милость, давая самые лестные обещания.
Тем временем мантелеты и щиты начали подкатываться к укреплению уральцев, и есаул упрекнул кокандца, что при переговорах наступление никогда не делается. Казаки, изготовившись стрелять по неприятелю, крикнули есаулу Серову:
- Ваше благородие, уходите скорее, сейчас стрелять будем!
После этого он вернулся на позицию. Было выиграно около двух часов времени. Лишь позже Василий Родионович поймёт, что именно эти два часа спасли жизнь тем казакам из уральской сотни, кто остался жив после трехдневного Иканского боя.
Окрестности Икана, 6 декабря 1864 г.; 07:25
Уральские казаки встретили шквальным огнём приближение щитов противника к своим позициям. В ответ неприятель вел непрекращающуюся и довольно меткую стрельбу, не давая возможности артиллеристам перемещать пушку-единорог с фаса на фас. Раза четыре кокандцы бросались из-за мантелетов в атаку, но залповый огонь казаков вновь и вновь заставлял их отступить к своим укрытиям. Огнем артиллерии и выстрелами противника были окончательно перебиты все лошади казаков. Жертвы росли в геометрической прогрессии : к полудню было убито 3 урядника, 33 казака и 1 фурштат, ранено 4 артиллериста и несколько казаков. Смерть витала повсюду. Она была в глазах жалобно хрипевших лошадей, она была на челах корчившихся от боли на дне балки тяжело раненых казаков.
Несмотря на нещадный огонь врага, а также большое к
|
